Алексей Богустов. Мастер и его мастерская

Богустов Алексей Павлович родился в 1943 году в деревне Шеломи Ярославской области. Закончил Латвийскую государственную академию художеств имени Теодора Залькална в 1977 году. Член Союза художников Беларуси. Работает в области станковой живописи в жанрах пейзажа и натюрморта. Профессор кафедры изобразительного искусства ГрГУ.

Мы встретились с Алексей Павловичем у него в мастерской: каморке, расположившейся на чердаке одного из жилых домов по улице Кирова. С виду крепкий и очень харизматичный мужчина поведал нам о своих нелегких детских годах и пути становления как художника.

— Как вы решили стать художником?
— Это очень длинная история… Детство у меня было тяжелым. Такого сейчас у нас нет; если только в очень бедных семьях: голодные, чумазые, затурканые дети. В наше время это было повсеместно, ведь родился я во время войны, в 1943 году. Еще в Сталинграде шла битва, когда я родился. Сейчас люди и не знают, что такое голод, завшивленность, ранняя работа на стройке — молодежи этого не понять, через это нужно пройти.

Несмотря на все трудности, в школе я учился неплохо. Получил базовое образование — закончил семилетку. От восьмого класса пришлось отказаться, т.к. жили мы бедно, голодно. Я ходил в поношенном морском бушлате и старых отцовских сапогах. Родители работали в колхозе за мизерную зарплату, а нас в семье было восемь человек.

Поэтому я пошел в «ремеслуху» — так раньше называли ремесленное училище. Через два года получил достаточно редкую на то время специальность арматурщика-бетонщика и начал работать на большом строительном комбинате: в цехе, где изготавливали арматуру и производили железобетонные конструкции. И в свои 15 лет я уже начал неплохо зарабатывать, хотя до этого лишь подрабатывал в колхозе: пас коров и телят.

Никаких перспектив у меня не было, но я всегда всем говорил, что получил отличное образование именно потому, что бросил школу — никто такого образования, как я, в те годы, и сейчас не имеет. Я бросил школу и стал много читать. Книги вытащили меня из болота и позволили двигаться дальше. Я перечитал всю русскую, зарубежную классику и беллетристику — читал все, что попадалось под руку. Любимыми писателями у меня остаются Гоголь, Гончаров и Салтыков-Щедрин. Способствовали расширению кругозора также книги по истории… Я, выходец из простой бедной семьи, мог свободно разговаривать с любым интеллигентным человеком на равных.

На ударных комсомольских стройках я познакомился с новыми интересными людьми. Там работали бывшие политзаключенные, уголовники, бандеровцы и др. Общение с ними тоже на меня очень сильно повлияло…

В армию я тоже попал удачно. За время службы успел окончить вечернюю школу, бегая каждый вечер в самоволку. А служил в Щучине, в авиации, с художниками из Латвии и Дальнего Востока, и со знаменитым российским актером Александром Лазаревым. Мне было интересно с ними общаться и листать книги по искусству — меня это цепляло.

Демобилизовался я в 22 года, в 23 уже был женат. Но хотелось дальше учиться по художественному профилю.

У нас не было таких вузов, как теперь. Были только очень серьезные учебные заведения: Суриковское, Мухинка, Академия имени Репина — пролезть с улицы-порога туда было нереально. Я и это понимал. Тогда друзья подсказали попробовать поступить в Заочный Народный Университет Искусств имени Крупской. Там готовили руководителей художественной самодеятельности. И проучился я в нем семь лет, вместо пяти, т.к. был уже взрослым человеком, работал участковым и мне не хватало времени выполнять и отсылать работы. В 27 лет я окончил институт, уволился из милиции и устроился работать оформителем и учителем в русскоязычную школу, которых было не так много в Латвии. В общем и целом, оформителем я проработал 18 лет.

Уникальный случай знаю. Знаком со сферой самодеятельности, со многими художниками. Бабка-колхозница из Вологодской области России всю жизнь проработав в поле, на ферме, в 72 года обнаружила в себе талант художника. Это была не просто тяга чему-то научиться, нет. Она творила! Купила краски, кисточку и стала красить. Стала красить так, что через год–два к ней начали ездить делегации со всего мира. Скупали все ее работы. Она, видимо, от рождения была художником. В нее с рождения был заложен богом талант. Это случай уникальный. Но в основном художник должен развиваться в среде, в окружении других людей, которые будут помогать и развивать его навыки и таланты. Художник может быть одиноким волком и всех сторониться, но это очень сложно.

На этом я не остановился получать образование и вскоре поступил в Рижскую академию на кафедру живописи и педагогики. Конкурс: одиннадцать человек на место. Перед поступлением я узнал, что продлены подготовительные курсы, которые проходили почти три месяца. На этих курсах было три человека, и мне попался хороший педагог. Все спецэкзамены я сдал на четверки, сочинение написал на пять. Поступило всего девять человек, и учились мы еще шесть лет.

— Обучение было строгим?
— Строго было с выполнением учебной программы. С преподавателями мы жили, как в одной семье: ходили друг к другу в гости домой, в мастерские, знали всех родственников, ездили вместе на пикники, устраивали попойки. Но попробуй ты что-то не сделать. Работа работой, а дружба дружбой. И это был очень положительный момент. Сейчас, когда сам проработал много лет со студентами, я начинаю понимать в чем дело. Когда я поступил, мне было 27 лет, а выпустился в 33 года — я был зрелой личностью, мне было о чем поговорить с моими преподавателями. А сейчас приходишь — «пацанва ленивая». И им очень сложно научиться выстраивать границы между дружбой и работой.

9 мая. День победы. В Латвии его праздновали так: духовой оркестр — сорок с лишним человек, ветеранов — тринадцать человек. Работал в то время со мной бывший майор КГБ, латыш. Зашел как-то и говорит: «Смотрю, сидит на сцене оркестр — все эсесовцы! Дуют эти марши для 13 ветеранов». Латыши русских не любят. Да и правильно. Что мы им принесли? Мат русский махровый, пьянство, разгильдяйство, семечки, гармошку? Да, вот вся наша культура. Народ этот Европейский — он привык к другой жизни. А тут пришли русские, выгнали половину населения в Сибирь… Так вот пришел ко мне этот КГБист и рассказывает: «Я служил в Курляндском котле. Последние дни войны, капитуляция подписана, а в Курляндии еще идут бои. Латышский легион СС все еще не сдавался. Я был в составе диверсионной группы, которая находилась в окопах вместе с фашистами. Со мной было еще несколько человек. Вдруг, ночью с нашей стороны парень ползет, машет белым платком и кричит, что с русскими служить он не хочет — хочет в СС. Мы его приняли… Лет 17 ему было. Дали пинка под зад, и пополз он обратно. Теперь он ветеран, вон медаль получает!». Они друг друга знают, но оба молчат.

Ко мне латыши всегда хорошо относились, я хорошо знал их язык, иногда даже ловил себя на мысли, что начинаю думать по-латышски. Но я уже тогда осознавал, что страны Балтии отделятся от Советского Союза, станут отдельными государствами. В один момент я собрался и уехал из Латвии.

— Почему именно Гродно?
— Во-первых, за время службы мне очень понравилось на Гродненщине. Во вторых, тут я познакомился со своей женой. Сам бог велел оставаться. Потом мне предложили работу в Мостах, и я не стал отказываться. Еще в армейские годы мы ездили из Щучина играть в футбол в Мосты и я хорошо знал это место. Потом перебрался в Гродно. Первое время с жильем было туго: ютились в одной комнате блока общежития. Через полгода нам дали блок. Потом дали квартиру на Девятовке. А через года три меня пригласили в университет, где я работаю и по сей день.

Илья Гелей для Grodno.in

Нашли опечатку? Выделите фрагмент текста с опечаткой и нажмите Ctrl + Enter.